Во всем необъятном сумрачном мире призраков и демонов нет образа столь страшного, нет образа столь пугающего и от­вратительного и в то же время обладающего столь жутким очарованием, как вампир, который сам по себе не является ни призраком, ни демоном, но разделяет с ними их темную при­роду и наделен таинственными и ужасными качествами обоих. Образ вампира окружен самыми мрачными суевериями, по­скольку вампиры — это сущности, не принадлежащие ни к одному из.миров: они не являются демонами, ибо последние обладают чисто духовной природой — это совершенно бесте­лесные создания, т. е. ангелы, как сказано у св. Матфея (XXV, 41), «дьявол и его ангелы»¹. И хотя св. Григорий пи­шет о слове «ангел»: «nomen est officii, поп naturae», т. е. что название говорит не о природе данной сущности, а о ее месте в иерархии, — ясно, что изначально всех ангелов сотворили благими, дабы они выступали в качестве божественных по­сланников, и что впоследствии падшие ангелы отошли от сво­его исходного состояния. В рамках официальной доктрины на Четвертом Латеранском Соборе под руководством папы Ин­нокентия III в 1215 году в качестве официального догмата бы­ло принято следующее положение: «Diabolus enim et alii dae-mones a Deo quidem natura creati sunt boni, sed ipsi per se facti sunt mali» («Дьявол же и другие демоны сотворены были Бо­гом по природе своей благими, но сами по себе стали злы­ми»). И сказано также в книге Иова (4, 18): «Ессе qui servi-unt ei, non sunt stabiles, et in Angelis suis repent pravitatem» («Вот, Он и слугам Своим не доверяет и в Ангелах Своих ус­матривает недостатки»).

Иоганн Генрих Цопфиус в своей работе «Dissertatio de Vampyris Serviensibus» («Рассуждения о вампирах подчинен­ных», Галле, 1733) говорит: «Вампиры выходят по ночам из своих могил, набрасываются на людей, мирно спящих в своих кроватях, высасывают всю кровь из их тел, убивая их таким об­разом. Эти чудовища одинаково преследуют мужчин, женщин, детей, не разбирая ни возраста, ни пола. Те, кто испытал их па­губное воздействие, жалуются на удушье, подавленность и пол­ный упадок сил, после чего быстро умирают. Некоторые из тех, кто был уже при смерти, на вопрос, знают ли они, чем вызван их недуг, отвечали, что такие-то и такие-то люди, недавно умершие, вставали из могилы, чтобы их мучить и истязать». Скофферн в «Случайных страницах науки и фольклора» пишет: «Лучшее определение, которое я могу дать вампиру, это «живое, вредо­носное и кровожадное мертвое тело». Живое мертвое тело! Пус­тое, бессмысленное, несовместимое, непостижимое словосочета­ние — но именно таковы вампиры». Хорст в своем исследова­нии «Schriften und Hypothesen ueber die Vampyren» («Сочинения и гипотезы по поводу вампиров») определяет вампира как «мертвое тело, продолжающее жить в могиле, которую оно, од­нако, покидает по ночам, дабы высасывать кровь из живых, по­средством чего оно питается и сохраняется в хорошем состоянии, вместо того чтобы разлагаться подобно прочим мертвым телам».

У демона нет тела, хотя для своих целей он способен ожив­лять какое-либо тело, присваивая его себе или имитируя при­своение, но это не его собственное исконное тело². Поэтому вампир не является демоном в истинном смысле слова, хотя бы его отвратительная похоть, его жуткие наклонности и были де­моническими, дьявольскими.

Строго говоря, вампира нельзя назвать привидением или призраком, ибо призрачная сущность неосязаема — это про­сто бесплотная тень, которая ускользает, как сообщает нам древнеримский поэт:

Par levibus ventis volucrique simillima somno^*.

И в первую пасхальную ночь, когда Иисус стал посреди своих учеников и они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа, Он сказал: «Videte manus meas, et pedes, quia ego ipse sum: palpate et videte: quia spiritus carnem, et ossa non habet, sicut ne videtis habere» («Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня»)⁴.

И действительно, зафиксировано несколько случаев, когда человеку удавалось схватить привидение или, наоборот, приви­дение хватало человека, и он ощущал его прикосновение, но эти явления следует в целом воспринимать как исключения, если на самом деле их нельзя объяснить каким-то иным способом, как, например, тем, что человеческое тело получает сигналы от како­го-либо духа или близкого человека при исключительно редких условиях, связанных с паранормальным воздействием.

В случае с весьма необычными и жуткими явлениями при­зраков на вокзале старого Дарлингтона и Стоктона мистер Джеймс Дэрэм, ночной сторож, находившийся однажды ве­чером в подвальной комнатке привратника, был застигнут врасплох появлением незнакомца в сопровождении пса — ог­ромного черного ретривера. Не говоря ни слова, посетитель ударил сторожа, и тот ощутил сильный толчок. Естественно, сторож нанес ответный удар, но кулак его прошел сквозь тело незнакомца и ударился о стену за его спиной. Тем не менее ди­ковинный визитер издал дикий визг, вслед за чем пес впился зубами в ногу мистера Дэрэма, причинив ему значительную боль. В тот же миг незнакомец отозвал ретривера, как-то странно щелкнув языком. И посетитель, и собака бросились в маленькую кладовку для угля, из которой не было второго выхода. Через минуту кладовку обследовали, но никого там не обнаружили. Впоследствии выяснилось, что много лет назад некий служащий, неизменно появлявшийся всюду с большим черным псом, совершил самоубийство в здании вокзала, чуть ли не в том самом подвальчике — по крайней мере, именно там обнаружили его труп.

Майор К. Г. Мак-Грегор из Донагэди, графство Даун, Ирландия, рассказывает о доме на севере Шотландии, где яв­лялся призрак старой леди, много лет проживавшей в этом до­ме и скончавшейся в самом начале XIX века. Как-то ночью некоторые из людей, спавших в комнате, где она умерла, ста­ли ощущать на себе весьма чувствительные толчки и даже резкие пощечины. Сам майор, почувствовав где-то в полночь удар в левое плечо, обернулся, подался вперед и схватил чело­веческую руку — полную, теплую и мягкую. Он сильно сжал запястье и предплечье, нащупав рукав и кружевную манжету. У локтя чужая рука словно бы обрывалась, и пальцы майора уперлись в пустоту; в изумлении он отпустил руку. Когда за­жгли свет, никого из посторонних в комнате не обнаружили.

Еще один случай имел место в Гэрване, графство Саут-Эйршир. У молодой женщины погиб брат, вышедший в море на лодке и попавший в сильный шторм. Когда нашли его тело, то увидели, что покойный лишился правой руки. Бедная де­вушка не находила себе места от горя. Прошло несколько дней, и как-то ночью, раздеваясь перед отходом ко сну, она вдруг пронзительно вскрикнула. На крик в ее комнату сбежа­лись домочадцы, и девушка заявила, что ее сильно ударили раскрытой ладонью в плечо. Место, куда был нанесен удар, внимательно осмотрели: там среди мертвенно-бледных синя­ков виднелся отчетливый отпечаток мужской правой руки.

Эндрю Лэнг в своих «Сновидениях и призраках» расска­зывает историю «Призрака, который кусался». Этого призра­ка можно было принять за вампира, однако на самом деле под такую классификацию он не подпадает, так как у вампира есть тело и его жажда крови связана с необходимостью добывать для этого тела пропитание. Рассказ этот можно найти в «За­мечаниях и вопросах» от 3 сентября 1864 года, где корреспондент утверждает что воспроизвел этот рассказ почти дословно, услышав его из уст леди, о которой идет речь, — человека ис­пытанной правдивости. Эмма С. спала у себя в комнате в боль­шом доме близ Кэннок-Чейз. Был прекрасный

* Словно дыханье легка, сновиденьям крылатым подобна.

августовский день 1840 года, и хотя Эмма сама велела служанке разбудить ее как можно раньше, она все же удивилась, услышав резкий Стук в дверь совсем ранним утром — около половины четвер­того. Хотя хозяйка ответила: «Да, войдите», — стук продол­жался, и вдруг занавески раздвинулись, и, к своему изумле­нию, Эмма увидела за ними лицо одной из своих двоюродных тетушек. Тетушка пристально глядела на Эмму. Полуинстинкивно Эмма выставила вперед руку, и тут же привидение уку­сило ее за большой палец, а затем исчезло. После этого Эмма встала, оделась и спустилась вниз, на первый этаж, где еще не было ни души. Вскоре появился отец. Слегка пошутив по по­воду того, что дочь твердо решила встретить рассвет, он поин­тересовался, в чем дело. Выслушав рассказ Эммы, отец решил, что уж теперь-то в течение дня он непременно должен навес­тить свою свояченицу, которая жила неподалеку. Так он и сде­лал, но, как оказалось, лишь для того,

чтобы обнаружить, что она скоропостижно скончалась около половины четвертого ут­ра... Она ничем не болела, и эта смерть была неожиданной. На одном из ее больших пальцев обнаружили следы зубов, словно умирающая укусила его в последнем приступе агонии.

Странные беспорядки в пансионе Лэм (Лоуфордс-Гейт, Бристоль) в 1761—1762 годах, слухи о которых распростра­нились далеко за пределы округи, были, весьма вероятно, связаны с колдовством и вызваны преследованиями со сторо­ны одной женщины, увлекавшейся оккультизмом низшего порядка, хотя, с другой стороны, они могли представлять со­бой проявления полтергейста. Двух маленьких сестер, Молли и Добби Джайлз, кто-то безжалостно кусал и щипал. На ру­ках девочек были видны отпечатки восемнадцати или двадца­ти зубов, причем отметины были мокрыми от свежей слюны, и «дети громко плакали от боли, вызванной щипками и уку­сами». В одном случае, когда с Добби Джайлз говорил на­блюдатель, девочка с плачем объясняла, что кто-то укусил ее за шею: там появились липкие от слюны следы восемнадцати зубов. Возможность того, что ребенок сам себя искусал, бы­ла совершенно исключена; к тому же рядом с девочкой нахо­дился лишь один человек — мистер Генри Дэрбин, который письменно зафиксировал эти события и чей отчет о них впер­вые опубликовали в 1800 году, поскольку мистер Дэрбин не хотел, чтобы записи были обнародованы при его жизни. Вто­рого января 1762 года мистер Дэрбин пишет: «Добби закричала, что та самая рука схватила ее сестру за-горло, и я заме­тил, что плоть на горле Молли сбоку слегка вдавилась и ко­жа побледнела, словно горло сжимали чьи-то пальцы — од­нако никаких пальцев я не видел. Лицо девочки быстро поба­гровело, будто ее душили, но никаких конвульсий не последо­вало». А вот запись, датированная четвергом, седьмого янва­ря 1762 года: «Добби покусали сильнее, и следы зубов на ее теле были глубже, чем у Молли. Отпечатки зубов на руках девочек имели форму овала длиной в два дюйма». Все это оп­ределенно выглядит так, будто дети подвергались колдовско­му воздействию.

Можно вспомнить о судебном процессе над сейлемскими ведьмами. Когда в городе Сейлем вспыхнула настоящая эпи­демия колдовства, пострадавшие жаловались на суде, что их мучили укусами, щипками, удушением и т. д. В ходе судебно­го разбирательства по делу Гудвайф Кори «не раз наблюда­лось, что, стоило подсудимой прикусить нижнюю губу, как по­страдавшие начинали ощущать укусы на предплечьях и запя­стьях и демонстрировали судьям и священнику отметины в со­ответствующих местах».

В «Протоколах Национальной Лаборатории психических исследований» (том I, 1927 г.) можно найти отчет о феномене, связанном с Элеонорой Зюгун, юной румынкой из крестьян­ской семьи. Осенью 1926 года, когда девочке исполнилось все­го лишь тринадцать лет, ее привезла в Лондон графиня Василь-ко-Серецки, чтобы необычайные явления, происходившие с Элеонорой, изучили в Национальной Лаборатории психичес­ких исследований (Куинсбери-Плэйс, Саут-Кенсингтон). О ребенке говорили, будто его преследует какая-то незримая сила или сущность, известная девочке под именем Драку, Анг-личе-демон. С Элеонорой происходило множество необыкно­венных событий; ее кусала и царапала эта невидимая сущность. Достаточно привести два-три примера из целой серии случа­ев — это «феномен укуса на расстоянии». «В понедельник 4 октября 1926 года, в полдень, следователь капитан Нил lay от­мечает в своем докладе: 3 часа 20 минут. Элеонора вскрикнула. Показала нам отметины на тыльной стороне кисти руки, похо­жие на следы зубов; позднее эти отметины превратились в глу­бокие рубцы... 4 часа 12 минут. Элеонора подносила к губам чашку с чаем, но внезапно вскрикнула и поспешно поставила ее на стол. На правой руке появились отметины, явно похожие на следы укуса: четко прослеживались оба ряда зубов». Об этом же случае пишет мистер Клэфам Палмер — следователь, так­же присутствовавший при этом: «Элеонора подносила к губам чашку, и вдруг тихо вскрикнула, поставила чашку и закатала ру­кав. На ее предплечье я увидел глубоко впечатавшиеся в плоть отметины, похожие на следы зубов — словно некто яростно укусил девочку. Красноватые отпечатки побелели и в конце концов превратились во вздувшиеся рубцы. Они постепенно исчезли, но были еще видны в течение часа или около того». Подобные укусы случались нередко, и эти отметины были сфо­тографированы.

Было бы интересным и, несомненно, весьма достойным за­нятием обсуждать происхождение этих укусов, однако подоб­ное исследование здесь неуместно, потому что мы имеем дело не со случаем вампиризма или какого-либо родственного явле­ния. Цель вампира — высосать кровь, а во всех приведенных выше случаях кровь если и выступала, то это было связано с характером царапин или вмятин от зубов; кровотечения практически не наблюдалось. К тому же источник этих укусов был недостаточно материален, чтобы его увидеть. А настоя­щий вампир вполне зрим и осязаем.

У вампира есть тело, причем свое собственное. Он не жив и не мертв; его скорее можно назвать живущим в смерти. Он — некая аномалия, своеобразный гермафродит, гибрид в мире призраков, изгой среди порождений ада.

Еще языческий поэт поучал своих слушателей и читате­лей, что смерть — это сладостная награда в виде вечного по­коя, благословенное забытье после тяжких трудов и борьбы, которыми сопровождается жизнь. Немного найдется на све­те того, что прекраснее» и того, что печальнее песен наших современных язычников, утешающих скорбь своих сердец задумчивыми грезами о вечном сне. Сами наши язычники, вероятно, этого не знают, но свою безысходную, хотя и изы­сканную, тоску они унаследовали от певцов последних дней Эллады — создателей насквозь пронизанных усталостью, и все же гармоничных песнопений — тех людей, для которых в небе уже не загоралась заря надежды. Но мы-то опре­деленно знаем и твердо уверены в том, что «созрели первые плоды для спящих: Христос воскрес». И тем не менее Грэй, сам наполовину грек, тоже, видимо, обещает своим крестья­нам и батракам в качестве награды после жизни, исполнен­ной неурядиц и тяжких трудов, милое сердцу забытье и веч­ный сон. Суинберн радостно благословляет богов.

За то, что сердце в человеке

Не вечно будет трепетать,

За то, что все вольются реки

Когда-нибудь в морскую гладь.

Повністю прочитати документ можна тут див зсилочку  http://kleoo-svitulo.ucoz.ru/vamp/1212.zip